О чем роман «Мы» на самом деле?
В своей статье «Новая русская проза» Евгений Замятин назвал «сплавы из фантастики и реальности» наиболее перспективной формой литературы. Смутное время революционного перелома, когда гулким топотом раздается булгаковский бег в никуда, но отчего-то, может быть отражено только в кривых зеркалах фантастики, пока оно не сменится временем собирать камни. Иначе авторы рискуют исковеркать облик эпохи, ведь большое видится лишь на расстоянии, а если его нет, то и правильно оценить масштабы – задача неосуществимая. Поэтому в 1921 году Замятин подтверждает свою мысль и пишет антиутопию. Кстати сказать, он – один из первых, кто это сделал в мире, а в СССР он и вовсе стал первопроходцем.
Автор утверждал, что антиутопия – социальный памфлет, облеченный в художественную форму фантастического романа. Свой роман «Мы» он охарактеризовал, как «предупреждение о двойной опасности, грозящей человечеству: гипертрофированной власти машин и гипертрофированной власти государства». Ошибкой было бы утверждать, что Замятин написал антиутопию в качестве протеста против революции и советской власти. Его предостережение направлено в помощь новому миру, чтобы он остерегался излишеств и крайностей, от которых рукой подать до тоталитарного диктата над личностью. Такое будущее никак не вписывалось в формулу «Свобода. Равенство. Братство.», поэтому автор не был против этого принципа, а, наоборот, хотел сохранить его. Жесткие, бесчеловечные, уравнительные меры ради централизации жизни в стране пугали писателя. Постепенно он приходил к выводу, что без критики и диспута существующий политический уклад, созданный с благими намерениями, еще сильнее «закрутит гайки». Если освободительная война закончится порабощением, значит, все жертвы напрасны. Замятин хотел продолжить отстаивать право на свободу, но на идеологическом фронте, на уровне диалога, а не митинга. Однако искреннего порыва никто не оценил: очередные цари обрушились на «антиреволюционного» и «буржуазного» писателя. По наивности он думал, что еще возможно обсуждение без моментального осуждения и жестокой травли. За ошибку автор романа «Мы» дорого поплатился.
В центре государства будущего стоит венец творения технической мысли «Огнедышащий ИНТЕГРАЛ». Это символический образ новой власти, которая полностью исключает категорию свободы. Отныне всю люди – лишь технический персонал Интеграла, его элементы и ничего больше. Абсолютная власть воплощена в безупречно холодной и бесстрастной технике, которая в принципе не способна на чувства. Машины противопоставлены людям. Если сейчас человек подстраивает гаджеты под себя, то в будущем они меняются ролями. Машина «перепрошивает» человека, задавая свои параметры и настройки. В итоге, индивиду присваивается номер, внедряется программа, в соответствие с которой несвобода = счастье, личное сознание = болезнь, я = мы, творчество = государственная служба, а не «беспардонный соловьиный свист». Интимная жизнь выдается по талонам сообразно «Табелю сексуальных дней». Ты обязан прийти к тому, кто взял на тебя талон. Нет любви, есть обязанность, предусмотренная и рассчитанная многомудрым государственным аппаратом.
Коллективность и техника стали фетишами революции, это и не устраивало Замятина. Любой фанатизм уродует идею, искажает смысл.
«Даже у древних — наиболее взрослые знали: источник права — сила, право — функция от силы. И вот — две чашки весов: на одной грамм, на другой — тонна, на одной «я», на другой — «мы», Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, — это совершенно одно и то же. Отсюда — распределение: тонне — права, грамму — обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты — грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны…»
Казуистические рассуждения такого толка взяты из революционной идеологи того времени. В частности, «забыть, что ты — грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны…» — практически цитата из Маяковского.
Лейтмотив романа – агония рационализма, обожествление его, которое разрушает душу и подавляет личность. Изоляция от природы, от естества человека несет обществу погибель . Образ Зеленой Стены, отгораживающей совершенный мир машин и расчетов от «неразумного мира животных и птиц», демонстрирует весь ужас глобального контроля. Так легко обокрасть человека, оболгать окружающий мир и навязать ложные идеалы, что становится страшно включать телевизор и слушать советы, сказанные командным голосом.
В своей рецензии другой антиутопист Джордж Оруэлл писал:
«Машина Благодетеля — это гильотина. В замятинской Утопии казни — дело привычное. Они совершаются публично, в присутствии Благодетеля и сопровождаются чтением хвалебных од в исполнении официальных поэтов. Гильотина — конечно, уже не грубая махина былых времен, а усовершенствованный аппарат, буквально в мгновение уничтожающий жертву, от которой остается облако пара и лужа чистой воды. Казнь, по сути, является принесением в жертву человека, и этот ритуал пронизан мрачным духом рабовладельческих цивилизаций Древнего мира. Именно это интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма — жертвенности, жестокости как самоцели, обожания Вождя, наделенного божественными чертами, — ставит книгу Замятина выше книги Хаксли.»
