Добро пожаловать в Пионерлагерь Пыльная Радуга (ППР)
Обзор творчества ППР
«Как говорил один из любимых моих артистов: «Моя музыка — это музыка ребёнка, которого довели до того, что он взялся за автомат». Поскольку лучше мне всё равно не сказать, выражаю солидарность и присоединяюсь. Всех, в ком жив ребёнок с автоматом, ждём на наш праздник!» Алексей Румянцев
С 2009 года это праздник, который всегда с нами. Пионерлагерь Пыльная Радуга, особенно, в последнее время дает множество концертов по всей стране. Солнечный лик средств массовой информации уже нависает над группой, которая выпустила три альбома и ни одного «похуже». Все сборники очень отличаются друг от друга, и оценить их качество по хронологическому признаку «все лучше и лучше» нет никакой возможности. Категории «тяжелее» и «легче» тоже не определяют настроения песен, их индивидуальный колорит и посыл. Разумеется, поразительно, пронзительно, своеобразно и вообще душераздирающе. Надо добавить еще «неоднозначно», и готова рецензия! А если серьезно, то тексты ППР – феномен российской, нашей, сегодняшней, вот этой вот самой, которая сейчас здесь, а завтра – в истории, поэзии.
Пока ППР выпустили три альбома, но на подходе сольный акустический релиз Алексея Румянцева. «Старший – умный был детина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был дурак» — этот сказочный зачин может охарактеризовать дискографию группы. Только каждый переставляет определения на свой вкус: и близко нет единого мнения. Все пластинки вызывали диаметрально противоположные толки, причем, нередко в пределах одной тусовки. Желчь, мрак, горечь сарказма и агрессия, присущие поэзии Румянцева и подаче, отталкивают многих слушателей. Это не злой рок, тяготеющий над Пионерлагерем, а, скорее, жизненная позиция его вожатых.
«Я вообще считаю, что андеграунд – отношение к жизни. Вот сейчас мы собираем двести человек, а будем две тысячи. Хрен мы перестанем быть андеграундом. Мы отчебучим что-нибудь такое, что люди будут просто выбегать из клуба. Просто специально, из принципа» из интервью Алексея Румянцева
В час, когда «Generation P» уже антиутопия, а критический реализм, все себя впаривают. И вот, привыкшие к ярмарочному гулу потребители хотят рекламных компаний, баннеров, лизоблюдства, но их резко обламывают. Грубые, осатанелые, с цепи сорвавшиеся песни и не пытаются выслужиться за лайк. Плюют на топы, лейблы и ваше мнение, драгоценнейший. Чувствуют ребята себя, а не конъюнктуру. Наплевательство передается через слух и легко заразиться злобой, но лишь для того, чтобы переболеть ею и испытать катарсис. Даже спамить эту статью неудобно как-то…
Однако не стоит думать, что песни-церберы составляют весь репертуар ППР, они не цирк шапито из Аида. Есть лирические, мелодичные композиции типа «Я передумал» и «Тяжело и медленно», которым впору сопровождать первую любовь в качестве саундтрека. Есть темпераментные, терпкие, страстные песни (например, «Гранаты» или «Водоросли»), волнующие воображение. Есть такие прочувствованные каверы, что кажется, будто никто другой не мог их исполнять раньше и это премьера хитов. Например, «Дерево» я в оригинале уже не воспринимаю.
Что касается нового акустического релиза, прогноз таков:
«Не считаю, что в третьем тексты принципиально лучше или хуже, чем в первых двух. Горечи побольше, это да, это возраст, будь он неладен. В следующем релизе будет ещё мрачнее, уж поверьте» из интервью Алексей Румянцева
Что бы ни было сказано об идеях, жанрах и особенностях свысока, без конкретики, в общем и целом, это превращается в словоблудие и критиканство, не дожидаясь полуночи. Поэтому для мало-мальски сносных выводов мы проанализируем сами тексты. Мы не претендуем на роль всевидящего ока, однако попробуем разобрать песню, как литературное произведение, и посмотрим, что выйдет.
Анализ песни «Прыгать» из альбома «Приятные плохие мысли»
Мы выбрали эту песню, так как о ней тепло отзывался сам Алесей Румянцев в одном из своих интервью: «В «Хламе» тексты ничуть не хуже, да и в первом альбоме. Например, я думаю, что такой песни, как «Прыгать», я вообще уже больше не напишу. Это дар был, шаг за все пределы, а это первый альбом».
«Вместе с ветвями быть небо решило голым.
Я кирпичом на земле вывожу клетки.
Слева железобетонный квадрат школы
Возле железнодорожной прямой ветки»
Автор описывает позднюю осень: голые деревья, ясный морозный день, когда на небе ни облачка, чтобы прикрыть наготу. Лирический герой выводит клетки для игры в классики. На фоне безрадостной, тусклой картины с железом и бетоном вырисовывается клетка, в приделах которой, как будто взаперти, движется ребенок (рядом школа, он играет, наверное, ребенок). Квадрат школы представляется статическим супрематизмом Малевича, мертвым и лишенным выражения. Геометрия пространства образует целое полотно в таком стиле: прямая ветка, клетки, квадрат школы, голые линии ветвей. Казалось бы, так мало сказано напрямую, но зябкое ощущение холода и ленивого тусклого солнца все равно возникает.
«Рядом с путями стоит без колёс время,
Губы трещат со знакомым стальным вкусом
Люди идут, волоча за собой тени
Тени ползут, волоча за собой мусор»
Время, как ржавый сломанный поезд в депо, остановилось и больше не побежит, даже колеса сняли. У героя настолько обветрены губы, что они уже не трескаются, а трещат со стальным вкусом – вкусом крови. Люди выглядят так изнеможённо, как будто тащат за собой невидимый груз. Тень повторяет движения человека, поэтому мусор волочат сами люди, но не осознают этого.
«В стылом эфире незримо парят души
Лета, что в этом году умирало в муках.
Дети вдоль насыпи мерят собой лужи
И иногда невзначай исчезают в люках»
В стылом эфире – в холодном воздухе. Лето умирало в муках, видимо, погода была та еще. Дети вдоль насыпи мерят собой лужи, то есть падают в них и иногда случайно проваливаются в люки. Пока равнодушные, усталые люди тащат свой груз, ребятишки остаются без присмотра. Беспризорники гуляют по геометрической, остроугольной окраине города и пропадают в ней. Слово «невзначай» в этом контексте отдает мрачной иронией: ни с того, ни с сего дети, гуляющие вдоль насыпи, исчезают в люках. Автор не драматизирует, не истерит по этому поводу, а вызывающе хладнокровно описывает то, что видит. Беспристрастная подача гораздо сильнее пронимает человека, чем причитания, сетования и слезливое чтение вроде Чарльза Диккенса.
«Ставят лохматые псы на углах метки.
Не уставая бескровной рукой двигать,
Я кирпичом на земле вывожу клетки
Пронумерую и буду по ним прыгать»
Здесь остроугольное пространство уже помечено. Замершая, бескровная от холода рука выводит клетки для игры в классики. То есть, нарисованная клетка обрастает номером и уже ничем не отличается от тюремной камеры. Ощущение жизни, отраженной в старом пыльном зеркале, усиливается, как боль в горле.
«Рельсы, снег, земля —
Здесь играю я,
С виду невзрачный,
Полупрозрачный»
Описание «детской площадки» окончательно погружает в уныние. Бесцветная картина вбирает в себя облик героя: невзрачный, полупрозрачный, как ноябрь. Он сливается с пространством, того гляди растворится, прыгая в своей клетке. Музыкальное сопровождение напоминает то стремительный скрежет рельс под тяжестью поезда, то медленный, редкий снег. Оно вторит создавшемуся впечатлению и усиливает его. Когда слушаешь эту песню, невольно щуришься от ветра, которого нет.
«Пальцы, снег, земля
Стены, рельсы, я
С виду невзрачный,
Полупрозрачный…»
«По идее, все наши песни — фильмы ужасов» из интервью Алексея Румянцева
