Краткое содержание повести Антона Чехова «Драма на охоте»
Наш интернет-ресурс Литерагуру предлагает читателям ознакомиться с одним из ранних произведений знаменитого отечественного писателя и драматурга 19 столетия Антона Чехова – повестью «Драма на охоте», сочиненной в 1884 г., а вернее – с ее лаконичным пересказом. На тот момент Антону Павловичу было 24 года, с молодым автором сотрудничали московские и питерские газеты и журналы. Повесть заметно отличалась от других творений литератора и форматом, и жанром. Выходила она отдельными частями в конце 1884 – в начале 1885 г. Тогда у автора был псевдоним «Антоша Чехонте». Интересная ее особенность заключается в том, что повесть написана в детективном жанре, а это не является типичным для творчества Чехова. Известно, что его не привлекали современные детективы, как утверждают исследователи его произведений. Написав «Драму на охоте», Антон Павлович к доработке ее не стремился, не включал это произведение в сборники и нигде о нем не вспоминал.
Рукопись
В разгар одного из солнечных и теплых дней апреля 1880 г. кабинет редактора посетил господин. На вид было ему около сорока, он высок, широкоплеч, красив собою. Видно, что одевается посетитель со вкусом и по моде. Правильный нос, изящные губы, голубые глаза, излучающие добрый свет – от всего этого исходила такая простота. У вошедшего были каштанового цвета волосы и борода. Двигался он легко и грациозно. Незнакомец оказался Иваном Петровичем Камышевым, кандидатом права.
Мужчина отдал в редакцию рукопись собственного сочинения, намереваясь опубликовать, с целью поправить свое материальное благополучие. Не веря посетителю, хозяин издательства все же принял повесть и сказал ему заглянуть месяца через 2-3. Автор поведал, что в произведении повествование ведется от лица рассказчика и что он там присутствует не под своей фамилией.
Когда через 2 месяца редактор прочел рукопись, то не смог уснуть в течение всей ночи. Он догадывался, что ему стала известна чья-то страшная тайна. Рукопись Камышева в издательстве так и не была напечатана.
Краткое содержание «Драмы на охоте»
В знойный летний день я проснулся от крика попугая: «Муж убил свою жену!». Его я приобрел у матушки прежнего судебного следователя вместе с прочим скарбом. В квартире я не стал ничего менять, решил оставить все так, как есть. Мне было лень заниматься устройством личного комфорта.
Тогда же каким-то мужиком была привезена мне записка от старинного товарища Алексея Карнеева, вернувшегося в свое графское имение из северной столицы, после двух лет отсутствия. Карнееву я нравился, и он искренне стремился быть моим другом, однако у меня не возникали к нему дружеские чувства. В послании Алексей приглашал меня у него погостить. Это значило, что мне опять предстояло с головой окунуться в пьянки и кутежи, но отказаться я не смог, силы духа не хватало. Скоро я уже подъезжал верхом по-над озером к имению Карнеева. Граф был богатым человеком. Он тоже служил юристом, хотя уже давно пропил все свои знания. Слабохарактерный и мягкий Карнеев тянулся ко мне, хотел со мной дружить, но я испытывал к нему презрение.
Графа я увидел в обществе полного, невысокого поляка и управляющего графским поместьем Урбенина, пожилого мужчину, плотного и низкорослого. Кузьма, графский лакей, рассказал своему хозяину, волоките и заядлому бабнику, о девушках, появившихся в их местности в течение двух последних лет. Он упомянул и некую Оленьку, дочку нового лесника Скворцова. Мне показалось, что управляющему это стало не по нраву.
Пообедав, во второй половине мы решили прогуляться. В пути я стал расспрашивать Карнеева о его новоиспеченном приятеле, поляке. Алексей поведал, что завел знакомство с Пшехоцким Каэтаном Каземировичем, будучи в Москве, и просил на этом завершить разговор о нем. Когда мы гуляли, нам встретилась Оленька Скворцова, девятнадцатилетняя девушка, стройная, голубоглазая, в платье ярко-красного цвета.
Под вечер налетела гроза, и мы решили переждать разыгравшееся ненастье в избушке лесничего Николая Ефимыча, странного старика, все время выражавшего опасение по поводу того, что его могут ограбить. Тут я обратил внимание, что управляющий ревнует дочь лесника к каждому из присутствующих. Вернувшись в имение, Корнеев высказал предположение, что Урбенин взял лесным егерем сумасшедшего Скворцова лишь ради Оленьки.
Во время обеда Алексей рассказал мне о причине своего приезда. У него больная печень, и он возвратился в свое имение ее лечить. Докторами ему запрещено употреблять алкогольные напитки, и потому он будет пить сейчас спиртное при мне в последний раз.
Отобедав, хозяин приказал доставить в поместье цыганский хор. «Далее мои воспоминания приближаются к хаосу».
Придя в себя, я застал в моей комнате уездного доктора Вознесенского Павла Ивановича, щуплого, высокого, длинноносого мужчину. Из-за близорукости и привычки прищуриваться во всем уезде народ называет доктора «щуром». Вознесенский рассказал, что в пьяном кураже я приложил Ивана Осипова, графского мужика, выполнявшего роль гребца во время нашей пьянки у озера, по голове веслом. Сейчас этот инцидент мог привезти к потере мной места.
Уездный лекарь был единственным, кому я позволял «запускать исследующую руку в дебри моей души». Павел Иванович был моим отличным товарищем, но меж нами будто кошка пробежала из-за женщины. Вознесенский был подвержен двум слабостям: занимать людям денег и заказывать товары по объявлениям в газетах. Обе слабости нередко для него заканчивались обманом.
Утром другого дня я решил побывать в Тенево, где отмечали престольный праздник. Попутно я встретился с Оленькой, Девушка тоже направлялась на празднество в громоздком шарабане. На праздничном богослужении в церкви я опять обратил внимание на дочку лесничего. Она старалась пробраться в передние ряды, чтобы постоять в обществе «чистой публики», а не с деревенскими людьми. Я подвел Олю к амвою, там стояло уездное светское общество. В нем была и Надежда Николаевна Калинина, дочка мирового судьи, Женщина, помешавшая нашей с Вознесенским дружбе. Он и теперь стоял возле нее.
После обедни мы с Вознесенским прошлись по ярмарке. Он стал упрекать меня, что я поступил непорядочно по отношению к дочери мирового судьи. В течение нескольких месяцев я ежедневно посещал дом семьи Калининых, чем убедил всех в серьезности своих намерений в отношении Надежды. Женщина сама была неравнодушна ко мне. Неожиданно я прекратил у них бывать, а когда у меня поинтересовались о причине столь внезапной перемены, сказал, что побоялся, что меня хотят женить. Павел Иванович не понимал такого моего поведения. Я попытался объяснить, что увидел его неравнодушие к Наде и принял решение не стоять у него на пути. Однако Вознесенского такое объяснение не устроило.
Поравнявшись с почтой, мы с Павлом Ивановичем завернули в отделение, и я обратил внимание, что Каэтан Казимирович отправлял кому-то приличную сумму денежных средств. Вознесенский в этот момент пробовал уговорить меня объясниться с Надеждой, но я не пожелал. Глупая гордость была реальной причиной такого моего поведения. Явившись как-то в дом Калининых, мне стало известно, что отец Надежды рассматривает меня как потенциального кандидата в мужья своей дочери и называет по-простецки женихом. «Всё рухнуло под напором дьявольской гордыни, взбудораженной глупой фразой простака-отца». И моя привязанность к Надежде, и тоска по ней не смогли помочь. Я тут же покинул Калининых, ставя себе в оправдание то, что в Надю влюблен Вознесенский.
Обратно к дому подбросила меня Оля, попутно с радостью поведав мне, что собирается стать женой управляющего, так как Урбенин богатый и пообещал вылечить ее отца, а ее наряжать в платья из шелка. Это меня настолько неприятно поразило, что я даже не обратил внимания на то, что мы уже приехали к подворью Карнеева. У него как раз гостил мировой судья, который посоветовал графу организовывать вечера. Алексей с энтузиазмом поддержал эту идею, чтобы развеять скуку. Я высказал Урбенину свои поздравления по поводу предстоящей свадьбы, тот находился на седьмом небе от счастья, все еще не веря окончательно, что столь юная, красивая особа дала свое согласие стать его супругой и матерью его 2-их детей.
Бракосочетание Урбенина и Оленьки состоялось в чудесное летнее утро. Карнеев не упустил момент организовать вечер по такому поводу, и в свадебном гулянии участвовала вся уездная элита. Мне посчастливилось держать над Оленькой венец, хотя меня мучила ревность. Невзирая на собственную тщеславность, невеста выглядела бледной, и в ее взгляде виднелся страх. Потом всех пригласили на торжественный обед в графский дом. Когда молодые поцеловались под возгласы «горько», на глаза Ольги навернулись слезы, и девушка бросилась из залы. Ее долго не было, и я отправился на поиски невесты.
Олю я заметил у одного из старинных парковых гротов, выстроенных очень давно. Она лишь теперь поняла, как ужасно ошиблась. Выяснилось, что девушке я нравился, и она даже обо мне мечтала, но считала, что я для нее недоступен. Ольга заключила меня в объятия, повисла на моей шее, перед чем я, конечно, не смог устоять. Мы стали любовниками. Мое чувство к ней было сильнее жалости и сострадания. Я уговаривал ее жить со мной, но Ольга не согласилась, так как для нее общественное мнение было дороже. Она быстро овладела собой и теперь выглядела веселой до самого завершения свадебного застолья. Поцелуи супруга у нее уже не вызывали чувство страха.
Мной овладело раздражение. Едва закончился обед, я явился к Алексею и, стремясь выместить хоть на ком-либо собственное плохое расположение духа, стал требовать, чтобы граф тотчас же выгнал Каэтана Казимировича, поставив хозяина перед выбором: либо Пшехоцкий, либо я. Такой мой поступок был отличной услугой графу, я понимал, что поляк его чем-то шантажирует. Но Карнеев был нерешителен, тогда я собрался покинуть его апартаменты и отправиться домой. Когда я шел по саду, мне встретилась Надежда. Она сказала, что уже не в состоянии более пребывать в неопределенности наших отношений. Надежда хотела знать, можно ли еще все воротить назад. Я проявил небывалую жестокость – просто промолчал, лишь только взмахнул рукой и удалился.
В течение трех дней я сидел дома безвыездно и про Оленьку старался не вспоминать. Мне было понятно, что наши дальнейшие отношения не могут девушке сулить ничего хорошего, кроме погибели. Мне было жаль Ольгу и одновременно непреодолимо тянуло к любовнице, но я также в ужасе был от мысли, что девушка примет мое предложение. От Карнеева мне приходили послания, в которых он умоляюще просил обо всем позабыть и приехать к нему. Я принял решение отправиться куда-либо подальше из имения. Но Оля явилась ко мне сама. М условились с ней встретиться около домика лесника. Когда наступил вечер, Вознесенский поставил меня в известность, что Надя заболела. Он получил от нее отказ окончательно.
Пролетел май, наша с Оленькой любовь отцвела тоже. Зато граф принялся увиваться за обеими сразу – за Надей и за Олей. Оленька испытывала ко мне любовные чувства, но мы не понимали друг друга. Дочь лесничего будто бы чувствовала себя в чем-то виноватой. Как-то в один из вечеров она, едва одетая, вбежала в графский дом и сказала, что супруг ее побил и назад, к Урбенину, она теперь не возвратится. С того вечера она осталась в графской усадьбе и стала любовницей Алексея.
Вскоре после этого настало затишье. Работал я с утра до самой ночи, не желая и думать про Ольгу. Иногда я все же вспоминал ее, чувствуя щемящую тоску. Карнеев стал мне противен окончательно, и я прекратил наше с ним общение. Не вытерпев одиночества, Алексей сам пришел ко мне и сказал, что снял с должности управляющего Урбенина. Ольга поведала Карнееву, что муж воровал графских гусей, но в действительности это не так, Урбенин – честный и преданный человек. Несколькими днями позже мне стало известно, что семья Урбениных перебралась на жительство в город.
Погожим, теплым августовским днем Карнеев организовал охоту, куда была приглашена вся уездовская знать. Ольге Урбениной уготовили роль хозяйки усадьбы. Надежда Николаевна сказала, что Урбенин в тяжком запое. Я поинтересовался у нее, почему она не против графских ухаживаний. Надежда сказала, что решила стать супругой Карнеева, чтобы повернуть его на путь исправления и попытаться спасти.
Мы отправились к месту охоты. По пути решили сделать передышку. Я обратился к Ольге, но новоиспеченная хозяйка дома не пожелала говорить со мной и с презрением отвернулась. Это привело меня в бешенство. Скоро к нашей охотничьей компании присоединился Пшехоцкий в сопровождении молодой особы примерно 23-х лет. Это была Сози, сестра Каэтана Казимировича и законная супруга Карнеева. Калинин почувствовал себя дурно, а Надежда была не в состоянии встать с места. Я поднялся и двинулся к лесу, сам не зная куда.
Далее в рукописном тексте 140 строк были зачеркнутыми. Также там была изображена дамская головка, черты которой исказило от ужаса. Разборчиво написано было лишь слово – «висок».
Возвратившись к себе в имение, я не помню, куда ходил и чем занимался. Раздался крик попугая. Разозлившись, я зашвырнул клетку с пернатым в самый угол. Потом я увидел, что птица умерла. Наскочила гроза. Вскоре в мое окошко кто-то постучал. При сверкании молний я разглядел Вознесенского. Доктор известил, что Надежда отравилась, едва спасли. Павел Иванович слезно просил меня, чтобы я женился на Калининой. В тот момент доставили от Карнеева записку. В ней говорилось, что Ольгу убили.
Я отправился в графский дом, где Алексей поведал мне обстоятельства случившегося. Когда я ушел с пикника, примерно через полчаса где-то в лесу раздался душераздирающий крик женщины, после чего на поляне показался Урбенин, который выглядел растрепанным и бледным. На руках мужчины была кровь. Почти сразу же в лесу была найдена и Ольга. Ее платье было окровавлено и разорвано. Я зашел в Ольгину комнату, раненая была без памяти. Урбенин сидел в углу в застывшей позе. Вознесенский смог на некоторое время привести Оленьку в себя. Я попросил ее сказать имя человека, который на нее напал там, в лесу, и сказал, что он получит за это суровое наказание. Оленька лишь качнула отрицательно головой. К утру ее не стало.
Когда Оля умерла, я приступил к расследованию обстоятельств ее гибели и поискам виновного. Устроил обыск у прислуги, провел допросы Урбенина и Карнеева, подготовил протокол, где были описаны все ранения, нанесенные женщине и ее одежда. Оля не выдала преступника, погубившего ее, значит, убийца был девушке дорог. Встретившись с ним в лесу, Ольга не бросилась бежать, а у них состоялся разговор – это свидетельствовало о том, что они были знакомы. Женщину не ограбили – у напавшего не было корыстных намерений. Под все эти категории подходили трое мужчин: Урбенин, стерявшийся Ольгин отец и граф. Но у лесника и у Карнеева алиби было железным. Я подумал, что убийство Ольги было совершено Урбениным.
На следующий день из уезда прибыл Полуградов, приятель прокурора. Он упрекал меня в том, что я все еще не сходил в лес, на место совершения преступления и не выставил там караульного, хотя я был уверен, что ливший без перерыва дождь уничтожил все улики. Полуградов устроил опять всем допрос, потом уехал.
Спустя несколько дней, когда я собирался доставить Урбенина в уезд, в тюрьму, и готовил по нему пакет документов, послышался ужасный шум. Он был вызван тем, что Трифон, объездчик, проезжавший мимо озера, заметил как Кузьма, слуга графа, смывал кровавые пятна со своей одежды. Предположив, что он и есть преступник, дворовые привели ко мне Кузьму. Тот поведал, что в день, когда было совершено убийство, он, напившись, забрел в лес и уснул под кустами. Кузьма, будучи в опьянении, неясно видел, как подле него появился кто-то из господ и обтер свои испачканные в крови руки о его одежду. Но Кузьма не помнил лица того мужчины. Расследование стало затягиваться, И слугу, и Урбенина поместили в дом для арестантов, находившийся в деревушке, в нем была и моя квартира.
Подходил к концу ноябрь, слуга попросил передать, что лицо барина вспомнил. Но когда Кузьму доставили на допрос, он пошел в отказ, попросил дать еще день ему подумать. Тогда же мне пришлось обмануть Урбенина, сказать, что слуга вспомнил его. Так как заточение в одиночке подорвало самочувствие Урбенина, я отдал приказ караульным разрешать ему гулять по коридору в любые часы. Наутро Кузьма был обнаружен задушенным в своей камере. Этот случай подтвердил мою уверенность в том, что именно Урбенин и является преступником. Еще через день прислали приказ о моей отставке, и материалы дела у меня забрал следователь по делам особой важности. Урбенина приговорили к 15 годам ссылки на каторгу, лишив всех привилегий и состояния.
Минуло 8 лет с тех событий. Алексей Карнеев совсем спился, и его имущество прибрали к рукам супруга и ее брат Пшехоцкий. Он же обеднел и существует за мой счет, хотя граф мне все также гадкий. Ольга вызывает отвращение, а мировой судья Калинин выглядит смешно с его чванством и тупостью. Однако у меня на столе стоит и сейчас Ольгин портрет, на нем она изображена в красном платье.
***
Закончив читать камышевскую рукопись, редактор увидел, какие грубые нарушения и ошибки допустил Сергей Петрович, расследуя убийство Ольги Урбениной. Следователь неизвестно для чего устроил обыск у прислуги, а вот место убийства не осмотрел. Задавая вопрос смертельно раненной Ольге, растягивал время, и та не успела сообщить имя своего убийцы. А когда слуга смог вспомнить лицо преступника, Зиновьев тоже не спешил его допросить, а вернул назад в камеру.
Минуло три месяца, и Камышев опять явился в редакцию. Редактор поделился с ним своими соображениями. Он предполагал, что автору хотелось в этом расследовании допустить ошибку и что, в действительности, героиню погубил сам следователь. Камышев не стал отрицать того, что виноват, и это очень редактора удивило. На протяжении всех прошедших лет его терзала не совесть, а жуткая тайна. Ею Камышев ни с кем не мог поделиться. По этой причине он и создал данную повесть, после чего ему полегчало.
Камышев поведал редактору все подробности убийства Ольги, а также и о других преступлениях. С ней он повстречался в лесу. Ольга сначала клялась Камышеву в любви, но потом воскликнула, какая она несчастная, что, если бы она не стала женой Урбенина, то вышла бы сейчас за графа. Он ощутил такое сильное отвращение, что убил ее. Потом Камышев задушил Кузьму, а виновным сделал Урбенина, честного человека, скончавшегося во время этапа на каторгу. Лицо Камышева не выражало ни жалости, ни раскаяния.
Когда он ушел, редактору стало душно. Он уселся за столом и принялся горько размышлять.
