Желчь, любовь и кровавое месиво Бориса Виана

В 1947 году автор скандальных китчевых романчиков в стиле нуар Борис Виан посмеялся над обществом уже на полном серьезе, написав «Пену дней», где заставил современников корчиться в буффонаде трагифарса. Он напялил на них причудливые, чудаковатые маски, возвел сцену размером в гротеск и в ярмарочном гуле приговорил их к смерти, вернее, сказал, что они уже мертвы и не стоит волноваться.  Виан провозгласил новый идеал, новую философию жизни, и убил, состязаясь в изощренности с реальным миром. Но книга очень смешная, правда!

Сейчас о Виане никто бы и не узнал, ведь он не просил, чтобы общественность его связывала. Он торопился жить, ведь тяжелая болезнь (порок сердца) все время подгоняла его. Ощущение смерти, от которого даже цветы увядают, было слишком хорошо знакомо писателю, поэтому он мастерки передал его в образе Хлои: ее легкие постепенно пожирает водяная лилия. Подобные «нимфеи» задушили многих людей, и авторы того периода часто изображали болезненно хрупких чахоточных героинь (описанные симптомы похожи на туберкулез, очень распространённое и практически неизлечимое заболевание в послевоенные годы).  Но, в отличие от Хлои, Виан успел получить несколько высших образований, написать оперу, научиться виртуозно играть джаз, написать настоящий «шеднерв» (виановский неологизм) и стопки две бульварных романов, стилизованных под нуар а-ля Реймонд Чандлер, которого он еще и переводил. Их сразу же подхватили издатели, затем режиссеры, да и публика не жаловалась. Книжечки, вышедшие под псевдонимом Вернон Салливан, назывались, как заголовки изжелта серых таблоидов: «Я приду плюнуть на ваши могилы» (1946), «Все мёртвые одного цвета» (1947), «Уничтожим всех уродов» (1948) и «Женщинам не понять» (1950). Они вытрактованы и перетрактованы зрелищным «кинчиком» и (скажем деликатно) уступают в художественности (да и во всем остальном) признанной только после смерти писателя «Пене дней», которая принадлежит уже нашей культурной эпохе под названием постмодернизм.

В преломлении критики Борис Виан похож на надпропостного героя Сэлинджера: «затянувшееся детство», «эскапизм», «поверхностность», «кукольные герои» и т.д. Текстовые ревизоры видят «окказиональные новообразования» и «розовые очки», но не замечают крах мира, в котором кровавая резня – лишь образ, средство и издевательский смех над чернушными бестселлерами своего же изготовления. Если в начале плюшево-розовый домик Колена выглядит забавно и только (пряничная косточка на мещанский манер), любовная линия — оригинально и только (спасибо, что Колен – не Дафнис, как в древнегреческой пасторали),  то в финале сатира, разъедающая общепринятые каноны жизни, заставляет смеяться навзрыд: срываешь покровы сюрреализма, а там филиппика, донельзя актуальная в наши дни. Счастье и горе в романе определяются количеством инфлянков: финал романа начинается тогда, когда кончаются деньги. Ты имеешь право на личную жизнь, пока можешь оплатить его, но если нет, то окружающая, враждебная жизнь получает неограниченные права на тебя.

Но не все так однозначно. Трагедия любви, на самом деле, бесконечный ее триумф: Хлою убил не бог, как полагал Колен, а автор, который спасал героев. Благоденствие их скоротечно, однако его пережила любовь – в этом «хэппиэнд» романа и единственный путь к спасению от агрессивной, порочной реальности, по мнению автора. Способно ли современное ему (и нам) общество с его витринными традиционными ценностями дать человеку долговечное счастье, хотя бы оставить его в покое?! Нет. Оно убьет человека в Шике, заставит мышку положить голову в пасть кошке, сравняет людей с Дугласами и погонит их защищать себя от малейшего проявления индивидуальности. Колен и Хлоя полюбили друг друга и вырвались из опасного социума, но долго это не могло продолжаться, он уже готовил гвозди, чтобы забить непослушные половицы. Поэтому автор просто выдирает их из замызганного, грязного пола, сжигая до кучки золы: Хлоя умирает, Колен сходит с ума. Теперь они в безопасности, а любовь живет несмотря ни на что. Она пламенеет язычками ярчайшего белого пламени, как волосы Ализы, которая (как и Колен) пожертвовала собой ради спасения любимого: она сгорела в прямом смысле слова, а Колен – в переносном значении томился на медленном огне и потух, как рассыпчатые угли в золе.

«Пена дней» — декларация независимости человека от общества. Культ индивидуализма, свойственный постмодернистам, воплощен в творчестве Виана в полной мере. Счастье есть и оно возможно в нашем мире, но лишь в масштабах отдельно взятой личности. Всеобщая благодать расцветает только на пропагандистских плакатах и в крикливых провокационных лозунгах, однако все люди понимают «счастье» по-разному, и единого шаблона для всех быть не может. Чем меньше человек пытается влиться в толпу, тем больше у него шансов обрести собственное «Я» и создать для себя Эльдорадо.

Индивидуализм Виана вовсе не подразумевает одиночества. Из «Пены дней» родилась новая Венера – абсолютная красота любви, как самоцели. Колен и Хлоя любят и все. Друг друга им вполне достаточно для целого мира. Даже уставший, изнемогающий от забот Колен ни разу не упрекнул жену, ни разу не усомнился в правильности своих решений. Он даже не дает оценки своему положению, как будто не осознавая его, делает все возможное, чтобы спасти Хлою и, кроме любви, он ничего не чувствует. Невольно вспоминается старая песня: «Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез, свою жизнь для тебя превратил в цветы».

В романе мир — полный абсурд, ведь как только ты распробуешь жизнь, сразу же умираешь. Ты не знаешь срока, любой миг может стать последним, так зачем копить деньги, идти на унизительные компромиссы, исповедовать рабский труд и забытье, поддерживая железобетонный режим молота и наковальни? В таких условиях нужно лишь наслаждаться жизнью, отстаивая свободу радоваться любой ценой. Вокруг столько уловок, только бы заставить человека встать в шеренгу, не выбиваться из колеи, приносить пользу, отчитываться в том, что он такое. Виан предвидел нынешнее тотальное рабство от общественного одобрения, всех этих инстаграмов, комментариев, репостов – самооправданий, самопиара, самолюбования перед обществом. Виртуальные люди уже первичны, на них уходит все больше и больше времени: на концерте, прогулке, в своей комнате, за столом, в постели мы не живем, а делаем твит, фото, запись, отчитываемся, чтобы весь мир поверил в то, что мы есть. Но нас нету. Вы вообще ощущаете вкус поцелуя, когда делаете его на камеру?

Виан хотел было предупредить, но осекся. Внутренние демоны в финале, выжали, выпили, сожрали и недоварили  мякоть всех положительных героев. Блевотина (пародия на «Тошноту» Сартра) преследует читателя с самого начала, а в конце явственно ощущается ее вкус. Виан говорит, говорит, а сам слышит глухой стук горошка о стены, стены, стены общепринятого коллективного сознания. Оттого и зло берет, оттого и роман (местами)– кровавое месиво.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Читайте также:

Чего вам не хватает или что вам не понравилось в этой работе?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector