Антология боли группы «Макулатура»: анализ творчества
Группа «Макулатура» родилась из названия романа Буковского и юности. Было начало 2000-ых, когда Евгений Алехин и Константин Сперанский, студенты города Кемерова, засучили рукава в борьбе с «организованным п%здец0м». Помимо данного определения своему творчеству участники дают и другое — «социально-бытийный реп». Именно «реп», через букву Е. Даже не музыка, а что- то среднее между стихами и голосом улиц.
Содержание:
Обыкновенная история группы «Макулатура»
Их первая работа «У слонопотама на этот счет могут быть совсем другие соображения» вышла в 2003 году. Позднее коллектив выпустил еще около пяти альбомов – романтических, но мутно-серых и горьких картин жизни. «Человек-общество», «гражданская позиция», «моральная, этическая и социальная ответственность», тема «маленького человека» — те вопросы, которые они поднимают в текстах. Совмещая интеллигентность с пацанским достоинством, они часто используют отсылки к литературным произведениям, историческим личностям и современным политикам, совершенно не стесняясь мата и грубостей ниже пояса. И эта откровенность приводит в растерянность. Слушаешь и самому становится удивительно, насколько складно и честно мужчины говорят о страдании.
Последний альбом «Макулатура» выпустила в 2016 году под заглавием «Пляж». Его создание прокомментировал Константин Сперанский для Интернет издания «Yaroslavl-room.ru»:
Так получилось, что мы захотели написать реп про бабу. Я про свою бабу, а Женя про свою. Вот такой бабий период в жизни у нас тогда был. Я понял, что если я не напишу реп, то придется как-то разгружать себя иначе, например, выколоть зенки нах**й. Вот так и получился наш альбом
Да, альбом звучит местами сурово, болезненно и бьет прямо под дых. Сложно говорить о нем общими фразами, поэтому я бы привела цитату из «Ста лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса:
Он открыл самые потаенные уголки своего сердца и извлек оттуда нескончаемо длинного, разбухшего червя, страшного паразита, вскормленного его страданиями.
В частности, под такое определение мы бы подвели один из треков с «Пляжа» — трогательное послание к «своим бабам» от обоих участников коллектива. Песня называется «Нейт Диас», в честь американского чемпиона смешанных единоборств. И мы попробуем разобраться, в чем взаимосвязь между лирикой чувств и агрессивными ударами боксеров.
Первоначально стоить отметить, что эта песня (опять же) о страдании, самоизнурении и, естественно, о любви. Композиционно она разделена на две части, от каждого из авторов. И мы начнем с Евгения Алехина.
Текст Алехина
С первых строк главный герой говорит, что все происходящее – фальшь, театральная постановка: он разыгрывает из себя типичного влюбленного, но сам насторожен и недоверчив, так что чувство сковывает его, засасывает, пугает, но не греет или радует. Даже в момент их близости его уже коробит изнутри от состояния собственной неудовлетворенности. Он не ущербный или эгоистичный, просто человек, не способный перейти на какой-то другой, более высокий уровень отношений, боится собственных чувств и опережает «удар в сердце ножом». Лирический герой хитрит и не хочет уходить в омут с головой, оставляя себе аварийные выходы – ту самую дистанцию-броню. Он не может отделаться от впечатления, что он – лишь звено из вереницы тех, к кому она уже была привязана. И это ощущение губит отношения, и его куплет – запоздалое раскаяние, постскриптум, исповедь.
Любопытно описание половых актов с другими женщинами: он «заправляет», перечисляя какие-то варианты размещения для своего полового органа. Как будто сходил в туалет и привел себя в исходное положение. Это даже не прозаичность описания, это абсолютное и безысходное равнодушие оного. Он не просто презирает случайные связи, он не придает им никакого значения, как чистке зубов или ежедневному умыванию.
Подозрительность, страх и недоверие, которые он тщетно пытается скрыть, не подпуская ее близко, приводят к логическому финалу: они расстаются, а он как будто достиг неосознанной до этого цели: «Надо было про%бать тебя, как рукопись романа, и о его качествах всем н*пи№деть». Гораздо легче и безопаснее предаваться мечтам о том, что могло бы быть или даже было (воспоминания всегда что-то среднее между правдой и вымыслом), чем строить это в реальной жизни. В любом случае действительность – грубая проза, которая опошлит идеал и уничтожит его тем самым. По идеалу надо томиться, а сделать это можно лишь на расстоянии от него. Непреодолимом расстоянии. Вот, что рождает утонченную поэзию чувства, которая совершеннее всякой женщины. Человек не может конкурировать с мечтой о нем.
Смятение убивает, насилует его память, в ней нет ничего, кроме воспоминаний об их якобы идеальных отношениях. И пусть он говорит, что не был готов к ее уходу, внутренне он уже осознал, что может жертвенно и полновластно любить лишь миражи своей памяти. Победа для него – пропустить удары и насладиться болью, смутно угаданной им в неосознанном стремлении потерять женщину и приобрести тоску о ней. В одиночестве он забывается, как в алкоголе («последний шот победителя»). Для него это необходимая разрядка, а как урвать хоть частичку одиночества в семейной жизни? Еще один довод в пользу некомфортной, но все же свободы. В противовес ценностям общества потребления (комфорт, в частности) он ставит на чашу весов независимость личного пространства.
Отсылка на роман Уильяма Фолкнера — некая толика самоудовлетворения. В этой грустной истории герои увядают и угасают вместе со своим когда-то блестящим аристократичным семейством. Сравнивая, Алехин видит, что даже благородство разбивается, столкнувшись с бытом. Кроме того, он издевательски упоминает отсутствие комфорта на страницах книги. Дело в том, что большая ее часть написана очень сложно, методом «потока сознания». Повествование нелинейно, а одни и те же события комментируют разные люди, один из которых вообще душевнобольной. Многие читатели, отчаявшись понять, бросают книгу недочитанной, и именно это потребительское стремление к легкости и доступности даже в прочтении модернистского романа тонко высмеивает автор.
Мучительные мысли постоянно разгораются от мелочей вокруг. И та же полароидная фотокарточка валяется на дне рюкзака. Наверное, где-то между пустой «Тройкой» и оберткой от «Орбита», будто ненужная, покрытая пылью, она все так же таит в себе все те же неподдельные эмоции. Герою не хватает сил доказать самому себе, что ему не нужна ни эта карточка, ни вспышки боли от ее вида. Но эту реликвию он бережно сохраняет у себя, ведь она связывает его фантазию с реальностью.
Какая-то полароидная фотокарточка завалялась в моём рюкзаке
Беру её на руки, будто это наш ребёнок…
Он подпитывается этими чувствами, ему нравится страдать. Его самоанализ не полезен, а пожирает его изнутри. Он как «сумасшедший сторож в пустых коридорах» — действия совершенно бесполезны, но живет он не пользой, а картинами на стенах. Так он избегает суеты и порочности материального мира. Болезнь стала единственной мотивацией для его дальнейшего существования. Стала им. И лучше его, потому что воплощение любовной мечты рано или поздно принимает уродливые мещанские формы собачки, тачки и дачки. А так он живет страданием и очищается им, как завещал Аристотель со своим катарсисом.
оживляю желанием каждый миллиметр, пью яд, чтобы спастись от врачей,
ведь болезнь теперь самая лучшая версия меня, настоящая личность
Переписывая ее, он каждый раз приближает к себе совершенство. Реального человека так не переделать, зато как податлива его иллюзия! Он никогда не был так близок к ней загаданной и так далек от нее сбывшейся.
В поисках жемчуга (мечты) он опускается в тоску и не оставляет себе дыхания выбраться оттуда, но и утонуть тоже не хочет, его устраивает это погружение на таинственные глубины себя в попытках обрести ее. Ни надежды, ни смысла ему не нужно, когда к себе манит прекрасная жемчужина, цена которой целая жизнь.
Все же и в ее жизни он «Как чай, пролитый в любимую книгу». Эта та особая связь, непонятная для других, она приходит однажды, ошпаривает цветным кипятком и пропитывает страницы до самого корешка.
Припев
Пока он думает о ней, он защищен от суетного и убогого мира, мечта возвышает его над рутиной и безысходностью жизни, которые он иносказательно именует «казнью» и «толпой». Главный бой в карде – это самый зрелищный поединок старожилов в терминологии смешанных единоборств.
Каждое событие UFC состоит из нескольких боёв, которые составляют так называемый «файт-кард» или «карта боёв». Файт-кард делится на «предварительный кард», в котором чаще выступают начинающие или менее популярные бойцы, и «главный кард».
Таким образом, главное испытание длиною в жизнь для героя – это страдание и томление по идеалу. Он должен выдержать боль и оттянуть финал, ведь процесс для него важнее результата.
Как Гумилёв в «Ущелье» ищет Ахматову,
Пишу этот дисс на шепчущий мне жить без тебя голос за кадром
В этом стихотворении Гумилев писал о любви как источнике жизни. Она разгоняет кровь и буйствует не только в людях, а во всем материальном и нематериальном мире. Его заключительные строки звучат так:
И никогда я не покину
Мечту, что мы с тобой вдвоем,
Прижавшись, как рубин к рубину
Тоскуем, плачем и поем
Лирический герой Гумилева обещает верность не девушке, а мечте. Прижимается к ней он лишь в своем воображении, и этим ощущением живет. Ту же фата-моргану описывают авторы трека.
Дисс – это эпиграмма в хип-хопе, только она носит явно оскорбительный и обличительный характер. Герой называет свое послание диссом, ведь полемизирует с шепчущим голосом, который как 25 кадр навязывает ему мысль о ничтожности его мечты и тщетности преклонения.
Здесь же авторы формулируют посыл всего альбома. Это вместилище их любви, гимн, заклинание и сон, где они всегда будут вместе без ссор, лжи и бытовой обыденности. Что бы ни случилось в реальной жизни, они будут здесь, в этих строках, ходить по цветочным лепесткам вдали от посторонних взглядов.
Текст Сперанского
Куплет представляет сбой признание: все, чем он является – это воплощение любви к женщине. Но его история такая же не простая. С одной стороны, он хочет проснуться с любимой, уткнуться ей в волосы и грудь, почувствовать себя спокойно, а с другой стороны, он готов оставаться наедине только со своим воображением. Потому-то оно и приняло форму, лик и стать той, что когда-то была. Теперь же она здесь, как никогда-либо.
Воображение — это женщина с которой я каждый раз засыпаю под утро
Все прячут лица, но ему для этого необходим не воротник, а собственная фантазия. Без нее он пуст и беден духовно, как эти обитатели воротников, спешащие на работу. Именно она отделает его от грязи внешнего мира. Эта утонченность чувства роднит его с предыдущим героем, но он, в отличие от него, бунтует прости образа той, реальной, прогоняя «попытки представить невозможное счастье». Почему невозможное? Потому что его мечта по определению не может сбыться, на то она и мечта. Он хочет заглушить свою память и предаваться фантазии, не обремененной связью с действительностью. Она может быть, какой угодно, но если сольется с земной женщиной, то повергнет героя в ужасающую бездну тоски, где он будет лишь виноватым в том, что ничего не сбылось. Он же не хочет покидать иллюзорного замка, где его окружает приятная роскошь переживаний.
В попытках забыться он тоже находит других женщин, но называет их лишь актрисами, которые придут, сыграют роль и уйдут, а он отдалится от своего воображаемого преследователя. В них он тоже видит только бездушную функцию, а не людей.
Его мятежная ненависть объяснима: управлять снами – все равно, что завести собственную планету или расширять сознание без употребления наркотиков. Она же, всемогущая фикция, подчиняет его себе без остатка и становится полноправной владычицей той планеты или наркотиком, который расширяет сознание.
В социальной сети он боится приблизиться к ней, прочитав твиты или написав свой, посвященный ей. Он вообще не хочет окунаться в клоаку общественного мнения, ведь бережет свою приобретенную страданиями отрешенность. Герой не видит смысла и не чувствует солидарности с тем, что происходит за пределами его мира: «На этом празднике жизни я чувствую себя лишним, хотя и не вижу там ни праздника, ни жизни». Он не понимает всеобщего оптимизма, да и банальную жизнь не может оценить хоть сколько-нибудь положительно.
Рапид – это ускоренная киносъемка. Воспоминания настолько завладели им, что ему мерещатся проекторы на стенах, где стремительно сменяющиеся кадры показывают ее. Но каждый взгляд этой женщины назойливо оседает внутри, как чаинка, и он тщится изгнать ее отовсюду. Когда все попытки оказались бесполезными, он убегает из комнаты и не в первый раз изнуряет себя физическим трудом. Однако и там находит лишь тех, кто, как ему кажется, связан с обитательницей проектора.
Его чувство – лишнее, но окончательно избавиться от него он не может, и вновь возвращается в неприятельский лагерь, а по дороге еще и ввязывается в борьбу с разумом. У него такой же конфликт с ним, как и Алехина. Разум учит его беречься, мотивирует на борьбу, а он лишь утверждается в мысли, что не хочет бороться. Даже сравнение с Нейтом Диасом его не вдохновляет, ведь герой понимает, что уже пропустил удар и полюбил эту боль больше самого себя и даже чемпионского пояса. Теперь он хочет быть с ней ценой себя самого.
Интересна еще одна отсылка в тексте Константина:
Готовлю себя к ещё одной встрече, как к финальному акту Мисима
Наряжаюсь в доспехи, понимаю, что поражение неотвратимо
Имеется в виду японский писатель Юкио Мисима, трижды номинант на Нобелевскую премию. Последним его актом было совершение харакири (самостоятельное вспарывание живота) после неудачной попытки государственного переворота. Кстати, утром этого же дня он отправил последнюю часть своего романа редактору, зная, какая судьба его ожидает. Также и Сперанский: встреча с этой девушкой для него как удар ножом в живот, но он полностью осознанный, потому что лезвие находится у него в руке.
Интересно и то, что Мисима в своем романе «Несущие кони» выразил готовность совершить харакири даже в случае, если переворот удастся. Эту готовность он пояснил примером. Свою любовь к императору, писал он, я вижу в том, чтобы слепить для него из риса, обжигающего до костей, шарик и предложить ему в качестве пищи. Если он бросит мне его в лицо и отвергнет, я должен буду, сознавая вину, покончить с собой. А если он съест его и насытится, то я опять-таки покончу с собой. Я недостоин был своими руками преподносить божеству несовершенный дар. Но я не могу остаться с рисом в ладонях и ничего не делать. Он остынет. Так и герой песни в любом случае выберет жертвоприношение себя во славу идеи любви, а не скудное прозябание с рисом в руках.
Он встает на ту же позицию Алехина, маниакально представляя идеальную жизнь с котлетами из чечевицы и без страничек в «ВК». Только эта лучшая жизнь навсегда останется в его мыслях, как бы сильно он не пропускал человека через себя. Однако эта сила слияния и возможна то лишь в мечте. Андрогин – это мифологическое существо, соединяющее в себе мужские и женские признаки. То есть, слияние любящих людей, которое считал исходным состоянием человека философ Платон, и есть идеал, но он недостижим в реальности. И не должен быть, иначе утратит совершенство.
Ты будешь так близко и так глубоко, что я превращусь в андрогина
Ту же мысль утверждает он, говоря о походе в кино, что «не удержать ее таким грязным стилем». Почему грязным? Потому что банальным и посредственным. И опять же, кого ее? Ту, что придумал, или ту, что есть? Обе они срастаются на его глазах, и боится он этого тождества реальности и мечты. И верит, что его идеал точно уж не удержать очередным заигрыванием, как и тысячи прочих. Да и его оно не удержит, даже разрушит, ведь вся его поэтическая утонченность пойдет прахом, окажется на прилавке и то невостребованной. Ею, уже неискренней и мертвой, он захочет купить женщину мечты, но если она – та самая, то и гроша не даст за лицемерные строки, не подкрепленные самой жизнью.
И вот теперь даже воображение спит и не подсказывает ему, что делать? Идти к ней, забыть ее или же услаждать себя ее проекцией в сознании? Он стоит на распутье, прикрывая нерешительность опозданием.
Эпилог
Пусть мои песни будут страшнее куплетов Мальдорора
Песни Мальдорора – скандально известная поэма в прозе писателя Лотреамона, главный герой которой — саркастичный демонический скептик, презирающий людей и их Творца. Сравнение понятно, ведь книга ужасала читателей того времени своим цинизмом.
Признание в любви к мечте воспринимается авторами, как яд, которым они отравляют светлое и не обремененное мыслями существование людей. Услышав его, они могут задуматься над истинной природой чувства и, возможно, в корне сделать выбор в пользу жертвенного поклонения перед страстью и красотой, а не взаимопользования. После этого выплеска ядовитого сока герои ощущают свои хрупкие травянистые тела распоротыми и призывают мечту к тому решительному мысленному слиянию, которое согреет их, поглотит и обессмертит их жертву во имя прекрасного идеала.
Это какой-то замкнутый круг, петля, которую они собственноручно мастерят по меркам своих шей. Пусть виселица выставлена на всеобщее обозрение, но таков этот мир «макулатуры» — с теплыми пляжами и стояками, лепестками роз и посмертным харакири. Его нельзя отнести к конкретной аудитории, сказать, мол, вот это тебе точно понравится. Вечный романтик может отмахнуться, а заядлый критик нырнуть с головой. Мало кому комфортно на страницах чужой памяти, пусть и откровенно знакомой.
Авторы: Мария Сафонова и Марк Аврелий
